|
23-06-2010, Париж По поводу ниццкой петиции: Серафим Ребиндер.В интернете было размещено обращение (петиция) против судебного решения, подтвердившего право собственности Российской Федерации на русский собор в Ницце. Я внимательно прочел некоторые комментарии подписавших петицию, потому что хотел понять, каковы могли быть мотивы тех, кого так возмущает решение французского правосудия. Тема, встречающаяся чаще всего, - это отождествление современного Российского государства с коммунистической советской властью. «...Больно видеть, как советские... хотят присвоить...», «...когда танки подойдут к Promenade des Anglais...», «...остановим коварное тоталитарное вторжение „лже-пост-коммунистов“...», «...после всех жертв коммунизма у них нет никакого права так поступать...» и т.п. Еще одна особенность: не делается вовсе никакого различия между Российским государством и Русской Церковью. В нашем случае, как раз Российская Федерация хочет воспользоваться своим правом собственности, но атакуют - Русскую Церковь: «Я очень стыжусь Церкви, к которой принадлежу...», «...думаю, что нужно выпустить воззвание против действий Московской Патриархии...». Другая популярная тема – это содержание собора эмигрантами в течение 90 лет, что, де, дает им основание претендовать на собственность. «Православная ассоциация Ниццы (ACOR) управляла собором 90 лет...», «...прошлые поколения позволили сохранить собор, часто ценой больших жертв...», «...собор принадлежит тем, кто давал ему жизнь…». Однако некоторые французы видят все иначе: «...Франция, Департамент и город Ницца уже столетие финансируют немалую часть затрат на функционирование этого здания...». Другие заключают, что «наш русский собор принадлежит Франции и является частью культурного наследия Ниццы». Заметим, по ходу дела, что никто не упоминает посетителей собора (французов, русских, итальянцев и других), которые, оплачивая, как в музее, входной билет, позволяют этому церковному приходу, единственному во всей Архиепископии, жить без финансовых проблем, и на нормальном уровне оплачивать нескольких служащих, чью работу в других приходах выполняют добровольные помощники. И эти суждения, и множество других, как видно, очень пристрастны. Они основаны не на рациональных аргументах, а на чувствах, негодовании, эмоциях. За редкими исключениями, суть проблемы, сформулированой судом четким юридическим языком, вовсе не затрагивается. Принятая местной церковной ассоциацией (ACOR) стратегия, очевидно, поощряет такое сверх-эмоциональное отношение. В своем выступлении по местному радио после оглашения судебного решения, настоятель прихода в течение четверти часа старался усилить недовольство поведением России, называя его скандальным и недостойным, и ни разу не упомянул основу судебного иска, а именно, договор аренды здания и земли с Русской Церковью от 1909 года, сроком на 99 лет. Но помимо конъюнктурных обстоятельств интересно понять, откуда это нежелание видеть изменения постсоветского общества, лежащее в основе такого отношения подписавших петицию. Также, как ожидание второго и славного Пришествия Христова, характерное для первых христиан, сменил потихоньку страх «конца света», так и ожидание освобождения России, присущее беженцам первой волны, подменил страх «конца эмиграции». Если беженцу особенно трудно поначалу ввиду тягот приспособления и боли от разлуки с Отечеством, то эти мучения с годами и, тем более, с поколениями - утихают. И вот, принадлежность к эмиграции становится «самоидентичностью», вероятно даже, довольно удобной, так как она позволяет влиться в группу с сильными и специфическими связями и дает определенную свободу в принимающей переселенцев стране на манер страны покинутой. Падение советской власти разрушило основу этой идентичности, принуждая к выбору той или иной страны и, следовательно, к отказу от этой «внешней» для обеих позиции. Опыт показывает, что при нашем стесненном сознании, это не так легко сделать. Отсюда, несомненно, и эта тенденция игнорировать факты, считать, вопреки очевидному, что современная Россия во всем походит на сталинский СССР. Что, зато, позволяет сохранить в неприкосновенности идентичность «белых русских». Эта позиция, впрочем, находит серьезную поддержку в «антирусских» тенденциях, которые процветают на «Западе». Так, есть мнение, что главное - не дать снова образоваться на обломках Советского Союза сильному государству. До последнего времени это мнение определяло политику Америки[1] (однако, вероятно, изменится при новом президенте этой страны). В Европе мнения разнятся больше. Но антирусские настроения склонны поддерживать некоторые средства массовой информации (такие как "Nouvel Observateur") или люди (такие как André Glucksmann), которые, как это ни парадоксально, в советское время придерживались марксистских (или ленинский, или маоистских) взглядов. Они склонны приписывать все преступления коммунизма «русскому медведю», забывая, что Сталин, Берия и Шеварднадзе, например, были грузинами, Дзержинский - поляком, Хрущев - украинцем, Громыко - белорусом и проч. Такое усвоение советской власти только России особенно пагубно тем, что настраивает бывшие советские республики и другие жертвы коммунистической идеологии против России, народ которой несомненно больше всех пострадал в 20-м столетии от марксистских и большевистских извращений. Как бы то ни было, наши потомки эмигрантов, которые продолжают думать в терминах «советские» о современных русских, находят понимание у тех, кто на Западе исповедует русофобские идеи, что, вероятно, укрепляет их в этих представлениях. Между тем, сравнение современных русских с большевиками крайне одиозно, потому что в большой степени смешивает палачей с их жертвами. Заметим, кстати, что все эти аргументы в основе своей политические, а не церковные. Что же до церковных, то самое распространенное отношение противников решения ниццкого суда состоит в том, чтобы отрицать самое существование Русской Церкви и считать Московскую Патриархию только колесиком «мафиозно-советской» системы, контролируемой КГБ, - и я нимало не преувеличиваю! Так или иначе, остается образ «врага». Но Русская Церквь - это Церковь мучеников, и эти мученики – наши тоже. Их кровь еще не высохла. И Церковь освобождается, с трудом, от всех преследований, которые она вытерпела. Она мужественно пытается нести Свет Христов совершенно растерявшемуся русскому народу, который, впрочем, кажется, снова готов внимать церковной проповеди. Провоцировать раздоры в Церкви, от которой мы сами происходим, чувствовать себя гонимыми ею же, - это совершенно особенный способ «радоваться», что все ее страдания, наконец, закончены. Разумеется, можно продолжать считать себя «белым русским» и приветствовать то, что современная Россия пытается заново осмыслить свое дореволюционное прошлое, которое мы с ней разделяем. В нашем контексте это означает, что Россия желает снова принять на себя заботу о соборе, несмотря на значительные затраты, с этим связанные, чтобы добиться более частых богослужений и отказаться от содержания храма православных верующих региона за счет туристов.
Совершенно очевидно, что сегодняшняя ситуация, при всей ее сложности, далека от неразрешимой, если к ней подойти с толикой уважения к мнению другой стороны и в духе достижения согласия.
---------------------------------------------------- |